- Джонни, история начинается с тебя в образе старика. Каково было видеть себя в том гриме и насколько близко они, на твой взгляд, подошли к тому, как ты будешь выглядеть в старости?

ДД: Для старика я представлял мою прабабушку, которая, очевидно, имела некоторую индейскую кровь, носила косички и табак на груди, ты знаешь, так что, да, это была своего рода идея построить меня на основе моей прабабушки. А Джоэл Харлоу, потрясающий техник грима, сделал это просто убийственно, просто убийственно.

- В этом фильме ты играешь коренного американца, который оказался вместе с белым парнем...

ДД: *показывая на Арми* С ним? Ему это не нравилось.

- Почему идея сыграть коренного американца привлекала тебя так давно?

ДД: Ты знаешь, я всегда чувствовал, что я больше узнал об этом от моего замечательного друга-ментора-отца, который у меня был в лице Марлона Брандо, о том, что в истории кинематографа коренные американцы показывались как дикари или даже хуже… Для меня было важно сделать хороший выстрел в процессе стирания этого, и мы все подошли к этому таким путем.

-Ты много проводил времени на воздухе? Ты курил трубку мира?

ДД: Я курю трубку мира так часто, как только могу, потому что я люблю мир. Я не дам тебе символ, потому что я не верю в этот ужасный жест. Нет, я имею в виду, что культура, например, команчей, я имею в виду, быть не только тепло принятым в нацию, но быть усыновленным в нее во всех смыслах, этот день дал мне так много в моей жизни. Это так много дало мне в моей жизни. Я не очень-то религиозный человек, но единственной церковью, которая показалась мне имеющей смысл, была ложа пота [ритуальное здание-сауна у некоторых племен – прим.перев.] Поэтому я думаю, что они были на верном пути все это время, а мы все пошли по неверному.

- Какого рода послание ты пытаешься донести до юной аудитории, которая, вероятно, не знакома с оригинальным «Одиноким Рейнджером» и вестернами? И какой твой любимый вестерн и почему.

ДД: Вау, сложный вопрос. Есть так много замечательных вестернов. Я признаюсь, что я не видел этого фильма, но я каким-то образом чувствую, что Джим Джармуш сделал замечательный фильм, своего рода эпическую поэму вестерна, «Мертвец». Я не видел этого фильма, но я люблю Джима и знаю, на что он способен, и исходя из того, что я слышал - и, кстати, я же читал сценарий - он замечателен. По второй части вопроса. Моя надежда заключалась в том, чтобы попытаться странным способом собрать все клише, которые существуют, возникшие на основе того, как вели себя коренные американцы в кино. Это был своего рода трюк – странным образом выбрать их все, переключить и направить по другому пути. Так что в некотором смысле я должен был собрать все эти клише для Тонто, ты знаешь, в плане манеры речи и всего подобного, и в этом заключается трюк моей роли. Я хотел показать, что коренные американцы лишь ошибочно считались дикарями, когда Кристофор Колумб попал не на ту гребаную сушу, решив, что это Индия. Это наша история. Он подумал, что попал в Индию и назвал всех этих людей Индейцами. Это наша история. Я имею в виду, что она гребано странная, серьезно.

- Какова твоя история относительно «Одинокого Рейнджера», которая привела к тому, что ты так сильно любишь материал и Тонто?

ДД: Ну, я очень хорошо помню, как смотрел маленьким ребенком телесериал, черно-белый сериал с Клейтоном Муром и замечательным Джем Сильверхилсом. И даже хотя я был ребенком. Меня всегда возмущала идея того, что Тонто закадычный дружок. Это не укладывалось в моей голове. Я не чувствовал неуважения к кому-либо вовсе, особенно к Джею Сильверхилсу, но я просто подумал, что для меня появилась потенциальная возможность исправить ошибки, понимаешь? Я думаю, что это здорово, что Тонто создает Одинокого Рейнджера. Я думаю, он очень поэтично создает Одинокого Рейнджера, и я думаю, что наконец все верно.

- Ты встречался с коренными и узнавал про их культуру. Что из этого осталось с тобой?

ДД: Я узнал от них, что после поколений и поколений и поколений их предков и всего того, через что им пришлось пройти – да, кто-то пал на пути – но большинство из старших и некоторые дети пытаются сохранить их наследие и язык, поддерживать их живыми. Я узнал, что они воины. Они по-прежнему воины, и даже если иногда ты теряешь свой путь, ты по-прежнему воин. Они действительно воины. Это невероятно.

- Что тебя интригует?

ДД: Меня интригует все, это правда», - говорит он. – «Мне много не нужно – я пьянею очень быстро. Меня может заинтриговать ковер. На самом деле, меня интригует ковер. Я таращился на него какое-то время, и таращусь до сих пор. Так что я узнал уже так много… Я имею в виду, если ты теряешь любопытство в жизни, если ты теряешь в себе саму идею того, чтобы быть заинтересованным чем-то… Ты должен поддерживать свое любопытство живым. Я думаю, это сделает тебя без возраста, понимаешь?

-Как ты?

ДД: Да. Спасибо. Мне 60.

- Кто бы победил в смертельной схватке между Капитаном Джеком и Тонто?

ДД: Все было бы кончено для Тонто. Да, вес было бы кончено для Тонто. Капитан Джек куда мрачнее – не прошло бы много времени, как случилось нечто неприятное.

- Тебя беспокоит то, что некоторые называют твоего Тонто красной версией грима «черное лицо» [примитивный грим афроамериканца на европеоидном лице, символ бездарной попытки походить на афроамериканца – прим.перев.]?

ДД: Есть ли страх относительно недовольств? Они уже были, и это окей. Я ожидал их. Я до сих пор их ожидаю, но я знаю, что не сделал никакого вреда и я, по меньшей мере, представил нацию команчей в верном свете. Всегда будут выступающие против. У каждого свое мнение, понимаешь? Есть замечательная цитата из Кристофера Хитченса, что у каждого человека в мире есть своя книга внутри, и именно там она и должна оставаться. Я имею в виду, люди могут критиковать и анализировать, как хотят, и делать, что хотят – я знаю, что подошел верно, и это было всем, что я смог сделать.

- Ты можешь объяснить нам тот портрет Дикого Запада, который вы показываете в фильме?

ДД: Это был ужасающий период в плане угнетения жителей Америки. Их, как заключенных, сгоняли на запад. Их вынуждали стать христианами или католиками, накладывали запрет на их культуру и верования, их религию. Это было безумным временем для тех людей. Мы с Гором с самого начала обсуждали идею того, что он одиночка. Он чувствует, что он сделал что-то ужасное для своих людей, чувствует стыд. И он отправляется в путь в одиночку, чтобы отомстить. Единственной вещью, что мы хотели сделать, - показать этих людей как воинов, которыми они и являются, даже перед лицом телесных пыток, стрельбы по их ногам, насилия их женщин. Я имею в виду, в фильме много настоящей истории.